Не настоящие родители

Какой парадокс — мы держимся так оттого, что нас могут обвинить в самом непристойном — в том, что мы их родители! Не потому, что мы их купали и пеле­нали. Не потому, что мы научили их говорить и ходить. А потому, что, увлеченные стремлением научить их думать, мы пренебрегали самым важным — научить их чувствовать. Мы не сделали самого существенного — не одухотворили наши отношения. И так постепенно принудили их не чувствовать и нас.

И какая мысль в состоянии взволновать нас, вооду­шевить, увлечь, наконец, за собой, если она не проходит через сердце? Если постоянно не согревает взаимную близость?

Не нужно быть слишком проницательным, чтобы понять, что мы, старшие, сами старим своих сыновей и дочерей. Мудрости нашей, которую мы постоянно изливаем, хватит только для шлифовки наших детей в соответствии с нашими представлениями о том, как они должны выглядеть и какими стать. Они должны догадаться, что мы хотим, чтобы они поступали так, как мы сами не поступали в их возрасте. Их обязан­ность — избежать тех ошибок, которые когда-то делали мы. Они обязаны следовать правилам, которым мы и теперь не всегда следуем.

Но были бы мы удовлетворены, если бы действи­тельно смогли превратить юные существа в столетних стариков.

Не рискуем ли мы оказаться самыми плохими учи­телями? Теми, кто превращает страстно любимый пред­мет в самый противный? Только таким «воспитанием» можно погасить всякую инициативность, подорвать эн­тузиазм, убить любые интересы. И зачем, собственно, нашим детям разложенные по полочкам знания, если наша душевная библиотека содержит единственный грозный фолиант нравоучений? Зачем им наша инфор­мированность, если она и нас не сделала более силь­ными и чуткими? Если она нас не сближает? Обилие аргументов, которыми, как нам кажется, мы распоря­жаемся по своему усмотрению, давно уже преградило наши пути друг к другу.

А ведь наше общение нуждается больше в эмо­циональности, чем в идеях. В готовности помочь. В до­верии. В свободной душевной валентности, без которой наш диалог окажется бессмысленным.

Судьи, которых мы сами и представляем, нужда­ются в осуждении за излишнюю самонадеянность, над­менность, за дутую псевдоозабоченность и корыстолю­бие. За все, чем мы их третируем. За лицемерие, с которым всякий раз, сталкиваясь с непониманием, мы обвиняем их в неблагодарности. За жестокость, с ко­торой требуем непременную дань послушания, слепую благодарность, покорность и безропотность ради всего того, что мы делаем для них.

А что же такого мы даем им, что они пожелали бы взять? И что мы навязываем, убеждая, что это ради их собственного блага и завтра без этого «блага» они как личности будут обречены на гибель?

Чтобы воспитывать, нужно прежде что-то вырастить в себе, и носить это в себе, и хотеть этим с кем-то поскорее поделиться. Это «нечто» может оказаться заветным зернышком, которое изголодавшийся по ду­шевности воробышек будет клевать и потом помнить всю жизнь.

И не будем себе лгать, утверждая, что родителям важнее думать лишь о воспитании Будто бы достаточ­но быть около детей, чтобы они наблюдали за нами, восхищались нами, стремились нам подражать, и тогда они будут всегда и во всем благоразумны и воспи­таны.